Греческая мифология

"Воцарилась тишина, изредка прерываемая рыданиями старой Иодики. Наконец поднял голову Акает; не слезы, а гнев сверкал в его глазах. — Я им не сдамся! Так они и видели меня рабом! Уйду, сейчас же уйду! — Куда и уходить-то? В Анафлист, в Суний, в Фо-рик, в Месогию? Везде там Паллантиды сидят, живо тебя поймают и доставят обратно — еще, как беглого раба, побоями накажут и в кандалы закуют.

— Уйду через Месогию и Гиметт к доброму царю Эгею!

— Ох, нет, дорогой мой, там тебе грозит другая опасность. О Минотавре слыхал? — Кто о нем не слыхал!

— И знаешь, стало быть, как царь Эгей стал данником этого чудовища. Теперь как раз там собирается дань — семь отроков и семь девушек, все в твоем возрасте. Попадешь в руки к людям царя Эгея — они тебя первым делом в седьмицу отроков зачислят, чтобы вызволить кого-либо из своих. Акает промолчал несколько минут. — Бабушка! — сказал он жалобно, — да где же Правда?

— У бессмертных богов, мой родной; среди людей ее нет более с тех пор, как... — С тех пор, как что?

- Эх, мой ненаглядный, к чему старые сказания вспоминать? Все равно былого не вернешь. Лучше поплачем вместе, пока нас не разлучили; все-таки легче станет на душе.

— Нет, бабушка, слезами тоже не поможешь горю. Ты лучше расскажи мне, как и отчего Правда покинула человеческий род, чтобы этот рассказ остался мне на память о тебе.

— Ну, слушай тогда; я тебе скажу, что сама от своей бабушки слышала. Было время, — но это было давно, очень давно — когда люди были еще настоящими детьми своей матери-Земли. Жили они тогда, как поныне птицы небесные, без забот, без труда: мать-Земля их сама и кормила, и поила, и одевала. Не приходилось плугом вспахивать почву, взращивать маслины или виноградные лозы; она, благодатная, все сама доставляла. И ничего друг у друга не отнимали; да и к чему, когда всем всего было вдоволь? И боги жили тогда среди людей, и божья Правда с ними. Те были бессмертны, люди — нет, но все же и они жили много долее теперешнего, по нескольку сот лет, и притом без болезней и печалей. А придет конец — умирал человек незаметно, тихо погружаясь в глубокий, беспробудный сон. Это внучек, были люди золотого века. — Как же этот век кончился и отчего? — Пришел к нам однажды дивный муж — или бог, не знаю. Призвал он одного из тогдашних людей — звали его Протанором — и сказал ему: «Видишь,. что я тебе принес в этом полом тростнике?» И дал ему заглянуть в полость... Нас с тобой он бы этим не удивил, ибо там находился простой раскаленный уголь, но ты должен иметь в виду, что люди тогда еще совсем не знали огня. «Что за красивая блестка!» — сказал Протанор. «Это не блестка, — ответил пришелец, — а часть небесного огня, которую я для вас тайно похитил; и благодаря ей вы станете господами земли». Ужаснулся Протанор: «Как, господами Земли? Да ведь она нам мать!» Но пришелец велел ему молчать и из дерна соорудить нечто вроде стола — это был первый алтарь, — а затем покрыть его целым костром сухих дров. Добыв из тростника принесенный уголь, он положил его под дрова — и тотчас костер запылал ярким огнем. Затем он поманил рукой дикую телку, пришедшую посмотреть на невиданное зрелище; она доверчиво приблизилась: звери тогда не боялись людей. Он же ее схватил и внезапно, добытым из-за пояса каменным ножом, рассек ей шею. Жалобно замычала она — и горы передали друг другу ее предсмертный крик, и услышала его мать-Земля.

Но Прометей — так звали пришельца — этим не смутился. Он тем же ножом разрезал телку на части и показал Протанору, какие ему следует сжигать в честь богов, а какие зажаривать в собственную пользу; и тогда впервые вкусил человек мясной пищи. Понравилась она ему, и он поблагодарил Прометея-огненосца за его науку.

Но мать-Земля разгневалась на Протанора за то, что он разорвал великий договор между человечеством и природой. Остальных людей золотого века, не причастных к его вине, она скрыла в своих недрах, и они с тех пор и поныне ведут у нее блаженную жизнь, как духи-хранители томящихся на ее поверхности смертных; а Протанор...

— Постой, бабушка, как ты сказала? Как, духи-хранители? Значит и у меня есть такой дух-хранитель?

— У каждого человека он есть, внучек. Как только рождается младенец, духи-хранители в недрах земли из-за него мечут жребий; кому он достанется, тот его и охраняет до самой смерти.

— Бабушка, да где же мой-то? Отчего он не заступается за меня, когда меня обижают?

— Он это часто делает, незаметно для тебя, - вмешался тут Меденем. — Помнишь, как ты недавно работал под тополем, и внезапным ударом ветра всю его вершину сорвало? Кто ее тогда подхватил и пронес мимо тебя, так что ты отделался легкой царапиной и испугом? Не иначе, как твой дух-хранитель. Но, — продолжал он, таинственно понижая голос, — не в этом их главная сила; а в чем, это знают только приобщившиеся элевсинских тайн, этого я тебе теперь сказать не могу. Придет время, ты сам...

Он внезапно оборвал свою речь, вспомнив об участи, угрожавшей его внуку. Нет, уж не увидит его Акает ни Деметры Элевсинской, ни прочих ласковых богов своей прекрасной родины.

Слезы брызнули у него из глаз. «Продолжай, ста-Руха!» — сказал он, сам на себя сердясь.

— Арктур смотрит с небес, — ответила Иоди-ка. — Пойдем, Акает, проведи с миром последнюю ночь в доме твоих родителей и дедов. Ты ляжешь, я сяду у твоего изголовья и, как в старину, убаюкаю тебя сказкой."